1 стр. из 1

Один из наших собеседников, прокомментировав заданные ему вопросы, сказал, что они формулируют две важнейшие проблемы земли русской: «кто виноват» и «что делать». Согласны, но вопросы эти вечно актуальны. Если приложить их к реставрации, то прозвучат они так: «кто виноват в ситуации, когда грань между научной реставрацией и обычным ремонтом все более размыта заинтересованными руками», и «что делать в этой ситуации профессиональным реставраторам», которых уже немного и которые почти неизбежно проигрывают в цене ремонтникам, а качество — понятие трудно формализуемое. Об этом мы беседуем с и. о. директора фирмы «Ресма» С. К. Брюховецкой и главным инженером Г. С. Бондарчуком.

– «Ресма» сохраняет верность традициям научной реставрации, работая на объектах не просто значимых, но символически знаковых. Достаточно назвать Кремль и собор Василия Блаженного. Однако многие старинные здания рядовой застройки Москвы, где работают частные компании, подвергаются «ускоренной» реставрации, а то и полной переделке. Почему в Москве, где реставрационная школа была одной из сильнейших, культура реставрационной работы падает, хотя фронт работ остается немалым?

С. Б. — Нам, представителям производственной фирмы, на этот вопрос ответить непросто: он должен быть адресован тем, кто разрабатывает проекты. Именно разработчик проекта определяет концепцию и решения, которые производственная фирма должна осуществить. Мы — объединение производственное, и обязаны подчиниться решению, которое принято и согласовано с инспекцией охраны памятников. Наше личное отношение к памятнику как специалистов — сберечь как можно больше подлинного, а предложенные технологии применить не во вред зданию. Например, возможная типичная ошибка проекта — применение окрасочных систем, которые герметично закупоривают поверхность стены и она перестает «дышать», что крайне вредит конструкциям. Зачастую наши технологи знают проблемы стен не хуже проектировщиков и способны подсказать автору проекта более приемлемые решения.

— А если речь идет о заказчике коммерческом, который обладает достаточными финансовыми ресурсами, чтобы продавить любое решение, и не обладает временем, чтобы выслушать советы? Как оказать давление или влияние на такую фигуру?

С.Б. — Давление на заказчика мы оказываем на чисто интеллектуальном и законодательном уровнях. Главная сложность взаимоотношений между заказчиком и исполнителями в таких случаях состоит в следующем. Мы должны придерживаться закона и подзаконных актов об охране памятников, где детально прописано, кем и в какой последовательности принимаются решения о реставрации.В идеальном варианте схема должна выглядеть так: проводится обследование памятника, исходя из его состояния и выбранной концепции разрабатывается проект, высчитываются необходимые средства на его реализацию и смета представляется заказчику, который принимает решение: по силам ли ему эти работы или нет.У нас же получается зачастую наоборот: частный заказчик определяет смету, в которую все, начиная от проектировщика и заканчивая подрядчиками — начинают «вписываться».

— Но, с другой стороны, критерии гуманитарной ценности памятника размыты — не начнет ли проектировщик, которому не надо вписываться в смету, считать «по максимуму»? Тем более что это в интересах реставрационных компаний…

С. Б. — К каждому памятнику должен применяться свой подход в зависимости от ценности здания. Временной критерий не единственный — нужно оценивать художественные достоинства, историческую ценность, градостроительную значимость памятника. Хорошо помню, как инспекторы ГУОП относились к малейшим изменениям в конструкциях и внешнем облике памятников. Объединение «Союзреставрация» занимало кельи Восточного Братского корпуса Новоспасского монастыря, в том числе полуподвальные помещения использовались для производственных нужд. Вход в подвал был очень низким и люди, проходя через него, зачастую забывали пригнуть голову с известными последствиями. Проблема решалась бы очень просто, если бы можно было убрать одну ступеньку, но «родную, монастырскую», из белого камня… Но нам не разрешили, хотя эта ступень не имела ни архитектурного, ни конструктивного значения. Не знаю, правильно это было или нет. Но еще менее понятно сегодняшнее отношение, когда здание можно сфотографировать на память, а затем сломать и построить на его месте новую «коробку».

Г. Б. — Закон, действительно, часто нарушается в силу действия рыночных механизмов. Но уникальные памятники архитектуры должны подвергаться только сохранению. Мы можем влиять на процесс реставрации только на стадии согласования проектной документации и подрядных договоров. Если заказчик настаивает на выполнении работ, которые могут нанести памятнику вред, мы отказываемся от договора — это позиция фирмы. Если же мы идем на памятник, то работаем в первую очередь под руководством инспекции по охране памятников и авторским надзором достаточно авторитетных архитектурных мастерских. У нас есть пример замечательного, профессионального заказчика — это Государственный исторический музей, на объектах которого мы сегодня работаем. Никакого давления фирма не испытывает: соблюдаем все технологии и сроки, и большая часть работ уже закончена.

С. Б. — Думаю, что для соблюдения государственного подхода к историческим памятникам должны быть сохранены государственные реставрационные организации. Лишь опираясь на государственные фирмы, не заинтересованные в извлечении чистой прибыли, можно продолжить традиции реставрационной отрасли.

Слава грамотным эксплуататорам!

— Известно, насколько важна роль эксплуатирующей организации. Почему бы эксплуатацию здания не поручить реставрационным компаниям? Ведь если вы детально и профессионально изучаете свойства конструкций во время реставрации, то не составит труда и отследить возможные изменения?

С. Б. — Данный вопрос не совсем относится к деятельности реставрационных производственных фирм, одной из которых является «Ресма». Эксплуатацией памятника занимается Заказчик, который должен вести постоянный мониторинг за состоянием конструкций памятника под надзором ведущего архитектора и вовремя принимать меры в случае каких-либо изменений.

Г. Б. — Опять возвращаемся к вопросу об исполнении Закона об охране памятников. Закон регламентирует, кто именно должен быть хозяином и что он должен обеспечить для того, чтобы памятник сохранялся. Более радикальным путем пошли в некоторых странах Европы, в том числе в Польше — там памятники передаются в собственность реставрационным компаниям, и они проводят восстановительные работы с последующим правом эксплуатации и управления зданием, вплоть до продажи. С этим опытом мы познакомились на примере реставрационной компании PKZ. Возможно, в России изучат опыт польских реставраторов и что-то применят к российским памятникам.

— Да, но каким же образом заставить представителей крупного капитала, для которых прозрачны даже государственные границы и которые могут привлекать «административный ресурс», заставить соблюдать этот закон? Понимаю, что звучит наивно, но, может быть, формы общественного контроля?

С. Б. — Давайте поставим вопрос по-другому. Несоблюдение законов — проблема не только памятников архитектуры. Необходимо повышать общую правовую культуру в государстве. Главное, что мы можем сделать как реставраторы — это поддерживать профессиональные решения и ждать, когда законодательство, касающееся охраны памятников, заработает не на словах, а на деле. Ведь в тех же законах заложена «палка о двух концах»: инвесторы, готовые взяться за памятники и их более-менее содержать, есть, но что заставит их содержать памятники в соответствии с нужными требованиями? Не отдать памятники — тогда они все равно неизбежно погибнут…

Качество и как за него бороться

— Насколько активно внедряются в работу реставраторов новые технологии?

С. Б. — Какие материалы и технологии допустимы в использовании, это определяют автор проекта, ГУОП и другие лица, которые принимают соответствующие решения. Мы можем лишь советовать. При реставрации стен и башен Московского Кремля согласно проекту должна быть использована традиционная российская известковая побелка по элементам белого камня. Однако в условиях климата и городской экологии через год белокаменный декор приобретал серо-грязный оттенок. Мы выдвинули идею — и она была поддержана и принята технологами проектной организации — на применение немецкой системы «Амфисилон», которая, с одной стороны, дает возможность памятнику «дышать», а с другой — омывается дождем и водой, не повреждая красочного слоя. Сейчас уже трудно поверить, сколько мы промучились с цоколем здания Оружейной Палаты. Он сделан из песчаника, и в традиционной технологии мы регулярно «подмазывали» его смесью песка и цемента. Какие бы добавки не подбирали, адгезии не было — через год работу приходилось повторять. Лишь с применением принципиально новых импортных материалов мы решили эту проблему. Приходится доказывать, что хотя зарубежные материалы зачастую дороже, их использование окупается благодаря более долговечному результату. В частности, немецкие материалы, использованные на фасаде Президентского корпуса в Московском Кремле, прекрасно стоят с 1995 года.

— А как в условиях информационного давления поставщиков определить, какие системы будут хороши, а какие нет? Ведь экспериментировать на федеральных памятниках было бы неверно…

С. Б. — Есть фирмы, которые давно занимаются специализированными системами для реставрационных работ. Например, прекрасно известная фирма «Лакуфа» — ее материалы апробированы и в собственной стране, Германии, и по всему миру. Разработчики понимают, что требуется от материалов для реставрации, и ведут серьезные научные исследования, направленные на улучшение качества продукции.А чтобы помочь отличить реставраторам качественную продукцию от случайной, представители ведущих поставщиков ведут мониторинг рынка, потому что заинтересованы в том, чтобы низкокачественная продукция на рынок не попадала.

— А как отследить появление даже не контрафактной продукции, а «контрафактного реставратора», то есть контролировать рынок от недобросовестных подрядчиков?

С. Б. — Это непростой вопрос, и ответить на него нелегко. Судя по сегодняшней ситуации, войти в наш рынок работ несложно. Но допуск к реставрационным работам надо ужесточать. Это связано с тем, что грань между реставрацией и капремонтом размыта, однако ответственность и нормы для реставраторов должны быть намного более жесткими. Поэтому прогноз о возможном прекращении лицензирования реставрационной деятельности огорчает.

Необходимо также возобновить работу по созданию наших отраслевых нормативов и методических документов. Ранее, в составе треста «Союзреставрация», эта работа осуществлялась в проектных мастерских на развитой лабораторной базе. Если наши реставрационные нормативы будут поставлены на уровень СНиП, то выдать за реставрационные работы обычный ремонт будет невозможно. Сейчас же мы не имеем даже четких реставрационных расценок и пользуемся ценами 1984 года с применением коэффициента индексации. Опыт Петербурга, где были сформированы региональные расценки, в Москве не прижился, и аналогичную работу еще предстоит провести. Тогда мы сможем уйти из-под давления Заказчика, который стремится ускорить сроки: мы сможем предъявить ему проект, нормированные технологии и спросить: «если краска должна сохнуть 10 дней, то как же мы сдадим объект через два дня?»

Нужное и лишнее

— Да, но иметь и лабораторную базу, и полный набор мастеров мог лишь трест советской эпохи. Какие участки «полного цикла» необходимы крупной, хотя и государственной реставрационной компании?

С. Б. — Нам постоянно нужны: свой цех позолотных работ, своя кузница, свой цех лепного декора, столярный цех по реставрации мебели и столярки. Но не нужен собственный участок электромонтажных работ, хотя зачастую нам рекомендуют его создать: мол, если мы приходим на объект, то неизбежно придется заниматься электрикой… Аналогично нам не требуются собственные кровельщики, собственное подразделение по гидроизоляции. Мы не стремимся замкнуть полный цикл, потому что хотя и являемся государственной организацией, фирма финансируется на хозрасчетной основе. Содержать мы можем лишь тех специалистов, которые постоянно могут быть обеспечены работой, а иметь в штате специалистов, которых в отсутствие объемов работ на объекте «развлечь» нечем, дорого. Это касается не только общестроительных задач, но и некоторых уникальных реставрационных специальностей. Например, резчики по камню: на данный момент работы для них нет, но как только получим соответствующий контракт, то привлечем их к работе, для чего поддерживаем постоянные контакты. Задачи по живописи мы самостоятельно решать не возьмемся — есть специализированные организации, работающие на очень высоком художественном уровне. Аналогичная задача — реставрация ткани… Собрать воедино всех специалистов — это значит вернуться к структуре «Союзреставрации». Намного эффективнее сегодня собирать команду специалистов под конкретный объект, и если мы такие объекты получим, то необходимых специалистов привлечем без труда.

— Но, с учетом неясности границ между реставрацией и ремонтом, получается, что полный цикл работ на объекте может быть без труда перехвачен общестроительной компанией, которая имеет кровельщиков, электриков и которой достаточно добрать нужное для лицензии количество реставраторов…

С. Б. — Все зависит от того, какие объемы превалируют: если важнее строительные работы, а реставрации только «кусочек» — то строители. Если наоборот, и основная задача реставраторы, то на объекте должна работать реставрационная компания. Думаю, что нет сомнения, что основная задача на реконструкции Большого театра — реставрационные работы…

— С учетом огромных объемов работ на «отметке ниже ноля», предполагаемых по проекту, «первую скрипку» в Большом сыграют подрядчики, поднаторевшие в освоении подземного пространства…

С. Б. — Финансовые показатели здесь не так важны, главное — историческая значимость работ. Большим театром должны заниматься реставраторы, и идеология реставрации должна быть заложена еще на стадии проектных работ. Если же допустить, что во главе такого проекта становится общестроительная компания или мощный трест по освоению подземного пространства, который возьмет реставраторов в штат или наймет реставрационные фирмы на субподряды, то вполне понятно, кто именно начнет диктовать очередность и распределять финансовые потоки…

Г. Б. — Поэтому выходом может стать создание службы заказчика, которая, не являясь строительной организацией, выполняет функции генподряда и заключает прямые договоры с подрядчиками. Тогда реставраторы не будут в зависимости от общестроительных компаний.

Объекты, которые знают все

— В свое время «Ресма» провела сложную работу по реконструкции стен и башен Московского Кремля. Каково сегодня их состояние?

Г. Б. — Проект был разработан ЦНРПМ и группой Н. С. Романова. На объекте была очень сложная гидрогеологическая обстановка — насыщенность подошвы стен влагой. Как видите, проектные решения и их реализация оказались верными — стена больше не промерзает, ее не разрывает. Пока не закончены работы на самом сложном 53-м прясле, у Могилы Неизвестного Солдата. После реставрации 1970 года, когда был создан этот комплекс, там была проведена замена коммуникаций и реставрация стены. Вообще по всей Кремлевской стене дождевая вода попадает на боевой ход и по белокаменным водометам вымывается наружу. При устройстве комплекса Могилы Неизвестного Солдата эти водометы закрыли, а внутри стен сделали водостоки. Однако за этими скрытыми водостоками надо было следить, чего служба эксплуатации не делала — в результате они засорились, и влага с верхней части стены, а также с крыши здания Арсенала стала поступать в толщу кирпичной кладки. Когда мы вскрыли кладку и проконтролировали влажность, то приборы просто зашкалило. Поэтому Н. С. Романов принял решение «лечить» это прясло, просверлив отверстия глубиной до 75 см, чтобы вода постепенно испарилась. К сожалению, это единственный способ удалить влагу. Когда мы сверлили эти отверстия, то вначале из-под бура шла обычная пыль сухого кирпича, а затем — мокрый керн или даже влажная «каша», а иногда струя затхлой воды. Совместно со специализированными компаниями мы провели большую работу по гидроизоляции боевых ходов стен, но чтобы вся влага из кирпичной кладки ушла, должно пройти время. Поэтому пока по решению технологов отверстия в водонасыщенном участке стены прясла № 53 оставлены, и вода испаряется через них естественным образом уже лет примерно пять. На последующем этапе потребуется закрыть отверстия и осуществить работы по горизонтальной и вертикальной гидроизоляции — это потребует немалых средств, однако значимость объекта не вызывает сомнений в том, что эта работа должна быть доведена до конца.

— Какие объекты реставрируете в настоящее время?

Г. Б. — Сейчас главный объект — собор Василия Блаженного, относящийся к ведению Государственного исторического музея. Здание это очень интересно как памятник действительно мирового значения — думаю, не случайно он сохранился с XVI века. На главе Центрального столпа даже остались следы огневой позолоты той эпохи. Мы изучили подлинную кирпичную кладку — в то время применялся кирпич индивидуальной формовки, аналогичный которому сегодня изготовить оказалось непросто. Большие работы были выполнены в стилобатной части. Думаю, что после того, как мы ее подлечим, она простоит еще немало. Проектировщики приняли верное решение понизить уровень площадки с восстановлением цокольной части.

Еще один серьезный вопрос — подпорная стенка, по ее укреплению необходим очень большой объем работы. Были опасения, что по Южному крыльцу имеются подвижки грунта, но сейчас мы выполнили усиление фундаментов и линии грунта, поэтому сейчас опасности для собора нет. Правда, на прилегающем пространстве за пределами стилобатной части проблемы оснований имеются — ливневая канализация была нарушена, поэтому грунт длительное время вымывался. Но собору это не угрожает. Большую работу по исследованию состояния фундаментов и оснований провели специалисты компании «Креал» и лично ее руководительН. М. Алмазова, замечательная женщина и прекрасный специалист.

Другой объект, реставрация которого будет завершена в этом году, — церковь Троицы в Никитниках, также относящаяся к ведению Государственного исторического музея. Наибольшие трудности мы испытали в реставрации знаменитого крыльца, которое находилось в сложном состоянии. На этом объекте также пришлось решать проблемы, связанные с основаниями.

В мае этого года будет открыт грот в Александровском саду — пока остались незавершенными работы по озеленению холма вокруг. Работа по реставрации сделана за полгода, и к 60-летию Дня Победы «Грот» будет открыт.

Полная или частичная перепечатка материалов - только разрешения администрации!