1 стр. из 1

В разных СМИ уже давно муссируется идея, что леса России якобы дряхлеют, теряют свою средообразующую и сырьевую функции и что наилучший способ их исправления — форсированная вырубка. Эта информация, отвечающая интересам недолго живущих коммерческих структур, подается множеству людей на уровне эмоционального стихотворения Н. А. Некрасова о несжатой полоске поля. Таким путем в обществе создают представление о том, что вырубка лесов есть всего лишь природоохранная акция, а не наносимый ущерб природе, обходившейся тысячи лет вообще без нас.

Тогда как на самом деле ущерб этот может быть сведен к минимуму, а сама реализация леса на сруб для лесовладельца — доходная статья, если он правильно отвечает на вопросы о том, где, что и сколько отводить в рубку и на каких условиях ее позволять. В свою очередь, для этого необходимо четко определиться с тем, что такое «спелые» и «перестойные» леса. В принципе это можно сделать, подчеркнем, только в тех случаях, когда речь идет об одновозрастных и условно одновозрастных древостоях, в которых доминируют деревья одного поколения.

В жизни одновозрастных древостоев есть две независимые точки. Первая — это та, с которой начинается сам отсчет возраста, и вторая — соответствующая возрасту естественной спелости, т. е. возможной в данных условиях продолжительности жизни древостоя. За два класса возраста до естественной спелости в древостоях начинается прогрессирующее снижение прироста, сопровождаемое первыми признаками распада. По нашему мнению, именно с началом данного возрастного этапа (т. е. за 2 класса возраста до естественной спелости леса) появляются достаточные основания, чтобы относить одновозрастные древостои в категорию перестойных. (Один класс возраста равен: в хвойных лесах — 20 годам, в осинниках и березняках — 10 годам.)

К сожалению, в течение уже многих лет при инвентаризации лесов у нас поступают иначе. А именно: в «перестойные» зачисляют все те древостои, возраст которых на два класса превышает не обоснованный расчетами, а просто заданный из федерального центра возраст главной рубки. Такой подход, реализованный в действующей Лесоустроительной инструкции, в Справочниках по лесному фонду и в других нормативных документах, в принципе неверен, потому что при нем уже в самом фундаменте организации лесного хозяйства преувеличенное значение получают субъективные решения.

В действующем ОСТе 56-108-98 объяснение понятий, связанных со спелостью леса, покоится на схоластической тавтологии: спелые — достигшие возраста спелости (п. 3.2.36), перестойные — те, что постарше (п. 3.2.37), рубки главного пользования — рубки спелых и перестойных лесов (п. 3.6.1), возраст спелости — тот, при котором древостой приобретает количественные и качественные признаки, соответствующие целям хозяйства (п. 3.2.29). При всем том в ОСТе нет и намека на то, что в каждом случае цели хозяйства и его важнейшие параметры (состав древостоев, обороты, возрасты рубки и др.) должны определяться поддающимися проверке расчетами с использованием обоснованного перечня как экономических, так и экологических аргументов.

В лесах с давлеющей сырьевой (коммерческой) функцией дифференцированные по условиям количественные значения вышеназванных параметров хозяйства должны позволять собственникам лесов получать не только постоянный, но и максимально возможный среднегодовой доход. Чтобы иметь этот результат, необходимо рассчитывать возраст хозяйственной спелости леса (обязательно для конкретных условий!) и уже от нее переходить к оборотам и возрастам рубки. Действуя таким образом, проф. А. Ф. Рудзкий и проф. М. М. Орлов, в частности, рекомендовали получать в крупнотоварных сосняках оборот рубки, равный 120…130 годам, после наступления которого древостои только и начинали поступать в рубку (А. Ф. Рудзкий. План хозяйства на леса имения «Дружносельское» светлейшего князя Ф. Л. Витгенштейна. —СПб., 1896, 360 с.; М. М. Орлов. Лесоустройство. Т. 1, 1927, 428 с.). Приняв возраст естественной спелости у сосны, равный 200 годам, сосняки рассматривались тогда как перестойные только после 160 лет. А до этого, т. е. в возрасте от 120 до 160 лет, они находились в категории спелых.

Назначение возрастов рубки с расчетом на получение максимального среднегодичного лесного дохода имело место в лесоустроительных инструкциях 1926 г. (см. §37, с. 48) и 1945 г. (§36, с. 51). В последнем из названных документов оптимальным возрастом рубки крупнотоварных хвойных древостоев было названо 140 лет. К сожалению, в более близкое нам время аналитический путь поиска оптимальных оборотов и возрастов рубок уступил место административному, что вызвало эффект, сопоставимый с иными природными катастрофами. Так, в 70-е гг., когда лесная промышленность столкнулась с дефицитом доступных для эксплуатации спелых хвойных древостоев в европейско-уральской части страны, авторитетные деятели лесного комплекса, в том числе акад. ВАСХНИЛ Анучин Н. П. (председатель Экспертной комиссии по расчетным лесосекам Госплана СССР), Татаринов В. П. (начальник Лесного отдела Госплана СССР), Медведев Н. А. (Минлеспром СССР), убедили Правительство принять решение о резком снижении возрастов рубки. Это привело не только к опасному преувеличению «расчетных лесосек» (что мы имеем и теперь!), но и к вырубке на многих миллионах гектаров таких древостоев, сохранение которых на корню в течение хотя бы еще одного класса возраста реально и без дополнительных затрат позволило бы увеличить урожай древесины примерно на 25% (т. е. на 40–60 куб. м/га) и резко увеличить (примерно на 30%) долю получаемой самой ценной крупнотоварной древесины.

С той поры в стране продолжают действовать практически имеющие силу закона заниженные возрасты рубки хвойных лесов. В частности на Северо-Западе России в лесах II и III группы они равны в самых ценных сосновых и еловых древостоях I–III кл. бонитета — 81–100 годам (Мошкалев А. Г., Столяров Д. П., Бурневский Ю. И. и др. Лесотаксационный справочник по Северо-Западу СССР. — Л., 1984, с. 76).

По причине заниженных возрастов рубки в обжитых регионах России по существу уже не осталось былых «корабельных» рощ. Если бы в данной ситуации Петр I захотел построить свой флот, он просто не смог бы этого сделать.О возможных последовавших распоряжениях Петра князь-кесарю Ромодановскому — догадаться не трудно. Теперь корабли из дерева не строят. Однако и в наше время рыночные цены на крупномерные пиловочные бревна значительно(в 1,5–2,5 раза) превосходят таковые на «среднюю» и «мелкую» древесину. Поэтому, оставшись без своих «корабельных» рощ, наше лесное хозяйство утратило то, что с полным основанием можно назвать его самым ценным товаром.

Говоря в данном случае об одновозрастных древостоях, нужно подчеркнуть, что среди них перестойных относительно немного. С полным основанием к их числу должны быть отнесены осинники в возрасте старше 60–70 лет, пораженные в своем большинстве сердцевинной гнилью. Они появились тогда и появляются теперь в результате инициируемой сплошными рубками смены пород, в связи с отсутствием или уничтожением подроста ценных пород, непроизводством лесных культур и непроведением должного ухода за подростом.

Согласно данным, приведенным в справочнике «Лесной фонд России», осина доминирует в наших лесах на площади около 20 млн. га. (Для сравнения напомним, что, например, покрытая лесом площадь Ленинградской области равна3,5 млн. га.) Убытки лесхозов, вызываемые самим фактом существования фаутных осинников в обжитых регионах страны и, как правило, на самых богатых почвах лесного фонда, весьма весомы. Их можно определить по разнице в рыночных ценах ежегодного прироста и конечного корневого запаса древесины осины и древесины других пород, которые могли бы быть на этом месте. Их прирост здесь мог бы составить 70–80 млн. куб. м древесины в год.

Вопрос о том, что делать с гнилыми осинниками, не имеет однозначного ответа. В любом случае их трансформация в древостои другого породного состава сопряжена с немалыми затратами. Поэтому, учитывая вышесказанное и следуя примеру былых лесничих России и современных финских лесоводов, можно рекомендовать лесхозам вообще не отводить в сплошную рубку высокобонитетные хвойные древостои, если их полноценное возобновление — в короткий срок и без смены пород! — не обеспечено полученной от лесопользователя надлежащей суммой денежного залога. Попутно уместно сказать еще о том, что в своем Законе о лесе (1996) финны назвали все сплошные рубки коротко и однозначно: «рубки возобновления» (см. §§5 и 9), т. е. почти дословно так, как называл и какими хотел видеть рубки леса в России корифей русских лесоводов проф. Г. Ф. Морозов.

Обсуждаемые в данной статье вопросы о том, что такое спелые и перестойные леса и сколько их в России, имеют прямое отношение к самой сути нашей лесной политики. Последняя при ее формировании не может не опираться на информацию о лесном фонде. И именно эта информация является, по нашему мнению, главной причиной застарелых и опасных перекосов в лесной политике. Поясним сказанное конкретными замечаниями в адрес последнего (1999 г.) издания (а равно и предшествующих) справочника «Лесной фонд России» (далее СЛФР), в котором сообщается, в частности, следующее:
1. Покрытая лесом площадь России — 774,2 млн. га, количество древесины — 81,9 млрд. куб. м (стр. 13, табл. 2). Это итоговые данные по лесам разных ведомств. Цифры — впечатляющие. Если принять их без комментариев, нельзя не увидеть за ними страну, являющуюся крупнейшим в мире держателем мегазапасов сырья для лесной промышленности. Располагая этими цифрами, известный шведский специалист по лесной статистике Ст. Нилсон высказал даже предположение о том, что Россия одна может удовлетворить потребности всех стран мира в древесине хвойных пород.

2. Самым крупным держателем лесного фонда в России теперь является Министерство природных ресурсов. Ему подведомственно 718,7 млн. га лесопокрытой площади (93%) (СЛФР, табл. 2 и 4). На этой площади признаны доступными для эксплуатации 331,5 млн. га лесов (46 %) с запасом древесины 40,3 млрд. куб. м (54 %).

3. В СЛФР четко сказано о том, что доминирующее положение в наших лесах занимают спелые и перестойные древостои. На 5 странице справочника их доля по площади определена равной 49%, а в таблице 2 (стр. 13) — 43 % по площади и 54% по запасу.

Наш комментарий каждого из названных пунктов.

1. Нет оснований брать под сомнение приведенные в СЛФР цифровые данные о площади лесов и о количестве древесины в России и в ее регионах. Уточнение этих цифр, очевидно, не может изменить их масштаб. Россия действительно обладает уникально большой площадью лесных ландшафтов, колоссальной массой присутствующих в них углеродсодержащих веществ и бесконечно большим числом обитающих в лесах живых существ, занятых в процессах ассимиляции солнечной энергии, а также образования, накопления и трансформации органических веществ Земли. Глобальное средообразующее значение лесов России, действительно, трудно переоценить. Вместе с тем нельзя не сказать о том, что приведенные данные о площади лесов и количестве древесины, взятые сами по себе и часто цитируемые в разных СМИ, не позволяют объективно оценивать лесосырьевой потенциал страны. Для этого они должны использоваться вкупе с информацией, о которой говорится ниже.

2. В пакете дополнительных сведений, необходимых для оценки лесосырьевого потенциала страны и ее регионов, наиважнейшей является информация об уровне доступности лесов для хозяйственной деятельности. В СЛФР доля доступных для эксплуатации лесов объявлена равной примерно 50%(табл. 4). Какие экономические, социальные и экологические аргументы были использованы при определении названной доли — справочник не сообщает. Мы не считаем эту цифру заслуживающей доверия. Дезавуирует ее и доктор с.-х. наукВ. В. Страхов, сообщивший в одной из своих публикаций о том, что доля доступных для лесопромышленной деятельности лесов России равна примерно 22 % (Страхов В. В. Русский лес на волнах мирового рынка. //Лесная газета, №21, 1997). Солидарную с ним позицию занимает и доктор экон. наук проф. В. А. Ильин (Ильин В. А. Правовые и экономические проблемы. //Тр. СПб НИИЛХ «Устойчивое лесоуправление и критерии его оценки в период перехода к рыночной экономике». 1988, с. 70–78). Как ни трудно понять, указанная поправка более чем в два раза уменьшает величину лесосырьевого ресурса России. Со своей стороны мы считаем нужным сказать, что на вопрос о доступности лесов для хозяйственной деятельности в принципе нельзя давать ответ типа «да» или «нет». Ответ на этот чрезвычайно важный вопрос должен представлять вид ряда цифр, полученных в результате дифференцирования имеющихся лесов по уровням возможной рентабельности лесохозяйственного и лесопромышленного производства. В условиях рыночных отношений без таких данных обойтись уже нельзя. Более того, их отсутствие чревато серьезными ошибками, имеющими, в частности, отношение к широко обсуждаемой теперь идее по передаче северных лесов концессионерам, которые якобы согласятся не только заплатить за взятую там древесину, но и обеспечивать за счет своих доходов возобновление, защиту и охрану лесов. В связи с указанным нельзя не заметить, что наши северные леса стоят на легкоранимых и крайне бедных вечномерзлотных почвах. Многие из них приравнены к горным ландшафтам. Запасы древесины в виде мелкотоварного сырья там мизерны — редко больше 100 куб. м на 1 га. Если добавить к этому еще и неразвитую инфраструктуру и «неевропейскую» протяженность транспортных путей к рынкам, то всё это просто обязывает (до обсуждения вопроса по существу) выявить, прежде всего расчетом, наличие на Севере и Востоке действительно существующих лесных территорий, где комплексная лесопромышленная и лесохозяйственная деятельность могла бы обеспечить серьезных предпринимателей стабильным получением прибыли (хотя бы 5 %) на вкладываемый капитал.

3. В принципе нельзя принять в качестве реальных приведенные в СЛФР (табл. 4) сведения о площадях спелых и перестойных лесов и о запасах древесины в таких лесах.

Основания:

3.1. Существующий у нас до сих пор не объективный (хозяйственный), а огульно-административный подход к определению самих критериев, в соответствии с которыми леса «попадают» в категории «спелых» и «перестойных». В итоге, как отмечалось выше, мы имеем заниженные обороты и возрасты рубки при явном преувеличении площадей якобы спелых и перестойных лесов и накопленных там запасов древесины.

3.2. Неправомерное объединение в СЛФР одновозрастных и разновозрастных лесов в некую метафизическую категорию.

3.3. Невыделенная в СЛФР особая категория девственных лесов, необоснованно отнесенных в число «спелых» и «перестойных». Данное обстоятельство не может не быть причиной серьезнейших ошибок в лесной политике, что обязывает дать дополнительные пояснения.

В отличие от других стран в России сохранились не отдельные участки, а крупные массивы девственных лесов. Называют их еще «климаксовыми», «интактными», не затронутыми или малозатронутыми деятельностью людей и пр. Таких лесов у нас 289 млн. га, что равно примерно 37% (!) всей лесопокрытой площади. Больше осталось таких лесов на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири, меньше — в Западной Сибири, на Урале, и совсем немного (примерно 26 млн. га) — на Европейском Севере. Тем, кто определяет лесную политику России, нельзя просто «пройти мимо» ее девственных лесов не только по причине их большой площади, но еще и потому, что они — невозобновляемый ресурс. С такими лесами нельзя обходиться так же, как с относительно недавно возникшими на вырубках, гарях и полях.

Если измерять время сроками жизни людей, о девственных лесах можно сказать, что при отсутствии природных и рукотворных катастроф они способны жить неопределенно долго как хорошо сбалансированные биогеоценозы. Соответственно, «перестойными» они конечно не являются. В таких древостоях (а они в своем большинстве разновозрастные) более молодые особи постепенно сменяют деревья, исчерпавшие свой жизненный ресурс, что не сопровождается разрушением или кардинальным изменением леса как экологической системы. По сути, такие системы нужно рассматривать как эталон сложившегося в течение тысяч лет биологического разнообразия, обеспечивающего их максимальную устойчивость и наибольшее соответствие существующим «жестким» лесорастительным условиям.
Величины прироста и отпада органической массы в девственных лесах примерно равны друг другу. Их нельзя взять в образец, когда речь идет об ускоренном производстве древесины как сырья. Вместе с тем нельзя забывать и о следующих двух очень важных функциях, выполняемых девственными лесами: сохранение генофонда и самого биологического разнообразия тайги, а еще то, что именно в таких лесах (в их почве, живом и мертвом напочвенном покрове, в самих телах живых и мертвых деревьев и множества сопутствующих им существ) постоянно удерживается, как в наполненном сосуде, максимально возможное в данных лесорастительных условиях количество углерода, извлеченного из атмосферы.

Работа в таких лесах тяжелых лесосечных машин дает в своем итоге, как минимум, три результата: изменение существующих ландшафтов с присущим им уникальным биологическим разнообразием, малое количество заготовленной древесины (в пересчете на 1 га) и инициируемые мощные выбросы углерода в атмосферу. А углерода здесь, надо сказать, немало: в среднем около 150 т на 1 га.

В последние годы руководители большинства стран и, конечно, ООН вынуждены были высказать обоснованное опасение в связи с изменяющимися условиями жизни на планете. В процессе реализации задач устойчивого развития нашего социума значение сырьевой функции лесов вообще и девственных лесов особенно не может не оказаться на втором месте после средообразующей. При такой «смене вех» лесопромышленная деятельность в абсолютно разновозрастных девственных лесах должна быть сведена к дорогостоящему выборочному изъятию деревьев, почти исчерпавших свой жизненный ресурс. Однако возможен и совсем иной вариант, при котором ООН и крупнейшие международные природоохранные фонды, заинтересованные в сохранении девственных лесов как демпферного механизма биосферы Земли, сочтут возможным взять на себя финансирование работ по трансформации девственных лесов в биосферные резерваты и по созданию на пустующих землях дополнительных ресурсов древесного сырья в виде специальных плантаций.

В окружающей нас природе леса были и остаются первой жертвой социальных смут и слабости государства. В 1917 г. основоположник российского лесоустройства проф. М. М. Ор-лов выступал против хищнического истребления лесов. Обращаясь к нарождающимся тогда органам власти и уже избранному Учредительному Собранию, он говорил: «Не преувеличивайте лесного богатства России — оно не так велико, как думают, так как много только лесных площадей, но мало запасов древесины».

С той поры «у руля» управления лесным хозяйством страны сменилось более 20 «капитанов», и ни один из них не смог (или не захотел) вести «лесной корабль» по курсу, соответствующему обоснованному классиками лесоводства принципу неубывающего лесопользования в границах каждой хозяйственной дачи или хотя бы лесничества, что в принципе исключало бы возможность истощения лесов рубками. Вместо этого мы получали и получаем лесорубов-кочевников, вызывающих зримое «облысение» остатков доступных для них лесных территорий, что разные заинтересованные структуры продолжают прикрывать плотной дымовой завесой из уже привычных слов о «неисчерпаемости» ресурсов древесного сырья.

Сейчас мы подошли к той точке, когда руководство России просто обязано располагать объективными сведениями о лесосырьевом потенциале страны и о реальных возможностях его использования в новых эколого-экономических условиях.

Многие из таких сведений у наших лесоустроителей есть.

Эту информацию надо переработать, иначе сгруппировать и на ее основе издать новый справочник «Лесной фонд России», соответствующий запросам современного экономического уклада страны. Вместе с тем необходимо, не откладывая, приступить к разработке новой Инструкции по инвентаризации и устройству лесов, отвечающей задачам функционирования приносящего доход лесного хозяйства России в условиях рыночной экономики.

Полная или частичная перепечатка материалов - только разрешения администрации!