1 стр. из 1

Длительное время деятельностью этой компании было управление строительством транспортных объектов. В частности, компания освоила монтаж пешеходных переходов над магистралями: многотонная металлоконструкция укрупняется на бровке, а затем монтируется над дорогой за два-три ночных часа — после чего муравьиные тропы пешеходов не мешают мчащемуся (или закупоренному очередной пробкой) потоку транспорта.

Но статья наша посвящена другой теме — той деятельности, которую «Арс-центр» развернул в последние несколько лет. Это — традиционное деревянное домостроение. На фоне стремления компаний выжать из квадратного метра городской территории жилья рентабельность, сопоставимую с квадратным метром кимберлитовой трубки, эта работа чем-то напоминает строительство пешеходных мостов над автотрассой. А именно, рукотворной возможностью подняться в иную плоскость, чем та, что навязана прогрессом, олицетворение которого — автомобильный поток на Руб-левке или Киевском. Слово нашему собеседнику, генеральному директору компании «Арс-центр» Вячеславу Альбертовичу Киселеву.

— Из строительства уходит понятие гармонии. Одна из проблем сегодняшнего строительства в том, что здание воспринимается как товар для продажи, который надо сбыть как можно выгоднее. Этот прагматичный подход приводит к утрате связи между строителем, зданием и человеком, для которого построен дом. Но убрать такую связь — все равно что лишить человека живописи, музыки.

У каждой нации есть свой тип жилища, и для россиян это бревенчатый дом. Убедиться в этом несложно — все каменное зодчество, начиная с Киевской Руси, было привнесено к нам из Византии, затем Италии, Германии. Деревянными были первые русские крепости. Поэтому именно древнерусское, деревянное зодчество стало «стержневой» идеей нашей компании. Вначале нам посчастливилось воссоздать важнейший храм Казанской Иконы Божьей Матери, а через три года — Воскресенские Ворота на Красной площади. Прикоснувшись к этой архитектуре, мы продолжили развитие данного направления, специализируясь на воссоздании уникальных зданий. Подобрали специалистов, начали разделять направления. Постепенно пришли к идее строительства таких домов, где русский человек сможет жить комфортно, и создали несколько производств деревянных домов.

Немного добавленной стоимости

— Вячеслав Альбертович, эта работа — очередной «бизнес» или гуманитарный благотворительный проект?

— Как это не называть, любое делание, чтобы оно выжило, должно иметь свою денежную составляющую. Если ее нет, то такое дело в жизнь вывести трудно, оно не приживется. Другой вопрос, насколько рентабельна эта деятельность, и стремимся ли мы к сверхприбыли. Знаете, у многих моих знакомых и партнеров, которые занимаются бизнесом, рано или поздно происходит перелом в сознании — человек работает, чтобы заработать средства, он обеспечивает себя, семью, но потом задумывается — а зачем я живу? Что передам по наследству детям, которых уже обеспечил материально? И, покопавшись в себе, понимает, что нужно что-то кроме заработка, что нужно принести пользу не только семье, но и региону, стране. Тогда кто-то начинает заниматься благотворительностью, или строить церкви, или ставит на ноги нужные людям, хотя и не сверхприбыльные проекты. Мы вложили весьма большие средства в наши производства по деревообработке и не знаем, когда они окупятся.Не стремимся к активной коммерческой «раскрутке» проекта, не пытаемся войти в рынок сверхдорогих домов. Но сделали это, потому что почувствовали: деревянное домостроение, возрождение русского зодчества — это «наше». Наш дом существенно дешевле, чем, скажем, предложения скандинавских компаний, но дороже сруба, который делает частная бригада. В частности, мы против глубокой обработки бревна. Как готовились к строительству на Руси? Родился сын — отец заготавливает лес, причем в определенное время года, оптимальное для древесины. С бревен снимали четыре полоски коры, а торцы замазывали смолой — и лес лежал во дворе под навесом лет 20. Сын собрался жениться — и из этих бревен ему делают дом, который стоит потом два-три века. Конечно, такую обработку мы обеспечить не можем, но тем не менее используем естественные свойства древесины, не накачивая бревно химией — как это делается, например, скандинавскими компаниями верхнего ценового сегмента. Глубокая автоклавная пропитка нарушает естественное поведение древесины. Дерево живой материал, оно «дышит» — при избытке влаги в воздухе она забирает ее, при недостатке — отдает. Поэтому в деревянном доме человек может выспаться за пять часов. Да, мы защитим стены от влаги и огня, но есть ли тогда смысл вообще строить из древесины?

С другой стороны, мы отличаемся более высокой ценой от предложений бригад и артелей, которые продают срубы для бань и дач. Они почти не имеют накладных расходов, потому что зачастую работают как частные лица. Мы не против того, чтобы на рынке присутствовали и такие предложения — многим россиянам единственную посильную возможность построить дачу дают лишь такие бригады. Но в ряде случаев навыки традиционного деревянного домостроения в артелях уже безнадежно утрачены. Например, на первый взгляд незаметно, правильно ли срублен угол, —но если плотник ошибся, углы зимой начнут промерзать, и дом будет разрушаться. Или в основном для сруба использована сосна, но случайно среди сосновых бревен окажется 2–3 еловых ствола, что никогда не допускалось. Или будут использованы металлические «пальцы» вместо деревянных, как положено. Таким образом, наше предприятие — «правильное», мы обеспечиваем обоснованный уровень цен. Если сухое бревно обходится примерно в 4 тыс. руб. за кубометр, а после искусственной сушки — больше 8 тыс., то цена на импортное бревно уже превышает 500 евро. Мы поставляем древесину естественной влажности, но при сборке сруба тщательно соблюдаем все технологии — для теплоизоляции используем не синтетические материалы, а мох или паклю, ставим деревянные нагеля. Древесину заготавливаем в наиболее подходящее для нее время. Таким образом, наш дом доступен по стоимости «нормально зарабатывающему» человеку — и 30 куб. м готового качественного сруба можно приобрести у нас примерно за 120 тыс. рублей. Добавим расходы на фундамент, окна, кровлю, электрику — и получается, что тысяч в 12 долларов можно получить качественный дом. Но и это не главное.

Гораздо более важный вопрос — архитектура, пропорции, эстетика такого дома. Все артельщики, как и большинство производителей, пользуются современной рулеткой с «сантиметрами», хотя традиционная мера длины на Руси — сажень. Вернее, целый набор саженей — «царская», «косая», «мерная» и др. Таких саженей было восемь, как нот в музыкальном ряду, и отличались они друг от друга в той же пропорции, что и длина звуковой волны в соседних нотах. Эта величина и есть традиционное «золотое сечение», известное древним архитекторам. Именно «золотое сечение» дает ту мощную гармонию, которая необходима и человеку, и миру. В этой системе координат творили Андрей Рублев и тысячи неизвестных зодчих и плотников — сама система мер предполагала гармонию, и человеку в здании было уютно —дом не воспринимался как замкнутое пространство. Наши проекты разработаны в древних пропорциях, поэтому они так гармоничны. А вся строительная школа с начала XIX века основана на метрической системе, и если это в XIX в. это хотя бы компенсировалось талантом архитектора, то в советское время были настроены дома, которые никогда не станут памятниками и в которые противно входить.

— Как сказал Мандельштам, «Красота не прихоть полубога, а хищный глазомер простого столяра…»

— Да, но наших столяров мы не можем назвать «простыми». Мы очень тщательно, буквально со всей страны, подбирали коллектив. Не объем вложений в производство, или наличие сырья, или маркетинг определяют успех в производстве деревянных домов, а именно люди. И зачастую наши проекты начинаются не с материальных вложений, а с коллектива. Например, в Архангельске, на судоремонтном заводе «Красная кузница», чудом сохранился цех краснодеревщиков, которые изготавливали интерьеры для кают. Они такие вещи творили на своем оборудовании 30-х гг., с ума можно было сойти. Мы не сомневаясь создали совместное предприятие, акции поделили пополам. Сегодня эти мастера полностью загружены работой, обеспечивают наши дома индивидуальной столяркой.

Если не клин и не мох, плотник бы сдох

— Однако если вы отказываетесь в том числе от антипиреновой пропитки, то тем самым потенциально возрождается древнее русское бедствие — пожары…

— Дома горели не потому что они были деревянными, а из-за печного отопления, плохих дымоходов, свечей и лучин. Сегодня они часто горят из-за плохой электропроводки. Наши дома внутри вполне современные, там электрическое освещение, отопительные радиаторы. Чтобы избежать пожаров из-за электропроводки, мы прокладываем ее не внутри бревна или в кабель-канале, как часто делают другие компании, а на виду, поверх бревна. Она сделана грамотно и качественно, и отлично гармонирует с деревом. Что касается удара молнии, дом можно и нужно защитить громоотводом. А специальный поджог на Руси был случаем крайне редким. И если сегодня кто-то захочет бросить в окно бутылку с бензином, то сгорит любой дом — и каркасный, и кирпичный.

— Каковы еще возможные уступки современности в деревянном доме?

— Если мы говорим о воссоздании старинного дома, он должен быть построен с «буквальным», бескомпромиссным соблюдением древних технологий — коваными скобами, гвоздями, без клееных материалов. Если же мы говорим о строительстве нового здания в старинных традициях, то нужно соблюсти пропорции, стиль, элементы декора. Но если стропила из клееной древесины удобнее и функциональнее, вполне можно воспользоваться не цельным бревном, а композитными материалами. Если раньше плотник клал между бревен деревянные клинышки, чтобы компенсировать усадку сруба, и постепенно их выбивал, то сегодня можно воспользоваться винтовыми распорками — только скрыть их с глаз долой. Во внутренней «начинке» могут быть использованы все современные достижения инженерии. Пусть будет хорошая сантехника, а санузел будет отделан кафелем — легче делать уборку. Пусть будет современная отопительная система, автоматизированный импортный котел. В одном из наших деревянных домов, внешне копирующем усадьбу XVIII в., четыре этажа: по лестнице хозяин бы не набегался, поэтому внутри мы смонтировали лифт в стеклянной шахте — смотрится великолепно. В общем, поиск должен быть, иначе просто скучно.

— Используете ли вы цилиндрованное бревно? Оно легко вписывается в индустриальную схему производства, но смотрится как новодел…

— В этом не соглашусь. Разумеется, при воссоздании зданий XV–XVIII вв. цилиндрованное бревно будет смотреться уродливо. Но обратитесь к «Энциклопедии Барановского», где приведен целый ряд типовых дачных проектов эпохи модерна конца XIX — начала XX вв.: уже в ту эпоху бревно калибровалось искусственно. Да и в традиционной русской архитектуре бревно зачастую подрабатывалось рубанком, подтесывалось. Во всяком случае, одно из наших предприятий по деревянному домостроению, работающее во Владимирской обл., занимается «ручной работой», а завод в Архангельской обл/ производит оцилиндрованное бревно.

— Вы отметили, что воссоздание старинного дома должно производиться в исторических, «буквальных» технологиях. А если речь идет о реставрации, то есть поддержании сохранившегося дома? Насколько допустимы замены — ведь зачастую сама конструкция историками воспринимается как реликвия…

— Это очень непростой вопрос, и я даже ссорился с некоторыми ведущими специалистами Минкультуры, которые полагали, что деревянные дома надо именно сохранять в подлинных конструкциях, тогда как наша работа воспринималась ими как «новодел». Но деревянное здание простоит в лучшем случае двести-триста лет, и ни одного деревянного дома до нас в любом случае не дошло бы. Поэтому я думаю, что и внедрение новых элементов в старую конструкцию, или, при необходимости, ее полное воссоздание допустимо. Да, жаль, что не именно эти бревна видел Пушкин. Но мы сохраняем материал, облик, само ремесло — умение строить так, как делали до и во время Пушкина.

— Кроме строительства деревянных домов, «Арс-центр» принимает активное участие в возрождении храмов. Как полагаете, уместны ли «инновации» в архитектуре церквей?

— Сейчас современная архитектура пришла в том числе в строительство храмов. Но история православия на Руси насчитывает более тысячелетия. И прекрасно, что этот уклад за 1000 лет претерпел очень мало изменений: в нашей Церкви сохранился древний славянский язык, традиции живописи. Это одно из главных достоинств православной веры и культуры. И мало какие конфессии и религии сохраняют себя так же. Протестанты, католичество стремятся привлекать молодежь. Но каким образом? Дискотекой, концертами, общением… Происходит это потому, что в обществе, в первую очередь в молодежной среде, утрачивается религиозное сознание. Вера ослабла. Эта же проблема, безусловно, есть и в России: эпоха реформ убедила многих, что правильно поступает тот, кто поступает неправильно. Украл, обманул — и разбогател… Зачем учиться, если можно просто торговать? Знаете, как иногда говорят наши современники: «десять заповедей признаю, но в Бога не верю». И когда сегодняшний благотворитель или архитектор хочет возвести храм, он зачастую стремится сделать его «посовременнее», и способствует нестандартному решению. Но когда из нового «современного» храма выходит наш батюшка, с неизменной бородой, крестом, ризой, когда в таком храме читается древняя молитва — то нестандартный облик здания режет глаз. Поэтому мое отношение к современной архитектуре храма — категорическое «нет».

Вообще старинная церковь хорошо воспитывает людей самим своим обликом. В регионе люди часто хотят возвести церковь, но не находят ничего лучше как приспособить для нее ларек посреди поселка, где год назад водку продавали. Кто пойдет в такой храм? Мы, по благословению Святейшего Патриарха, инициировали программу строительства сельских храмов, и все наши проекты — традиционные, красивые. Люди в глубинке забыли, что такое красота, им наплевать, в каких они домах живут, в какой одежде ходят. Мы приходим к отчаявшемуся главе администрации и предлагаем: вот вам готовый архитектурный акцент. А построив храм, через 2 — 3 года видим: на домах появляются резные наличники, местные жители поправляют крыльцо. А потом замечают, что нужно ходить в чистой, красивой одежде. И, наконец, заглядывают внутрь себя. Красота не требует дорогостоящих вложений.

На фоне стальных «кораблей»

— Деревянный дом — это хорошая дача, то есть дом для «рекреационного» времяпрепровождения. А стремятся ли люди в деревянный дом для постоянного проживания? Можно ли рассчитывать на деревянный дом как на резерв «доступного жилья», альтернативу железобетонному домостроению?

— Конечно, сегодня вернуть людей в малоэтажные, отдельные дома уже невозможно, хотя мне другого дома не нужно: даже если из такого дома надо час добираться до работы, жить в нем все равно комфортнее, чем в квартире на Арбате. Но немногим пока такое проживание посильно — в основном человек селится ближе к месту, где зарабатывает на жизнь и содержание семьи. В селе сегодня возможности заработать нет, земля не может прокормить человека. Однажды в селе, где мы строили дом, мне предложили создать предприятие. Обоснованно ожидалась едва ли не 150%-ная рентабельность, при совсем небольших вложениях. Но годовая прибыль — где-то 150 тыс. руб, то есть с точки зрения бизнеса тратить время на такой проект бессмысленно даже в регионах. И не только у нас, но и в Европе, где сельское хозяйство поставлено на высокий технологический уровень и шестеро работников обслуживают 500 коров, государство гарантирует закупку продукции, то есть дотирует сельхозпроизводителя. Если в Европе этого рынка нет, то у нас и подавно. Таким образом, наша деревня давно загублена, и возродить ее уже невозможно. И оставшиеся села неизбежно превратятся в «дачи» —лишь дачники, облюбовав умирающую деревню, могут продлить ей жизнь. Таким образом, в программах доступного жилья нужно рассчитывать на высотное строительство, применять технологии и материалы, думать об увеличении достатка россиян. Тогда им будет доступна и дача.

Полная или частичная перепечатка материалов - только разрешения администрации!