Высшая школа готова участвовать в нормотворчестве

1 стр. из 1

Кафедра реконструкции и реставрации архитектурного наследия Государственного архитектурно-строительного университета сравнительно молодая. Но специалисты, которых здесь сегодня готовят, очень востребованы на строительном рынке нашего города. О проблемах подготовки архитекторов-реставраторов, об участии вузовской науки в нормотворчестве, а также о строительстве в историческом центре Петербурга мы беседуем с заведующим кафедрой, кандидатом архитектурных наук Гришиным Сергеем Федоровичем.

— Сергей Федорович, в какие проблемы упирается сегодня образовательный процесс в высшей школе?

— Мы сейчас активно участвуем в разработке ГОСТов третьего поколения. Это образовательные стандарты, которые базируются на новой основе (в рамках вступления России в Болонскую конвенцию) и должны изменить характер образования. Смысл в том, что значительно расширяются полномочия вузов в организации и направленности архитектурного и реставрационного образования. Много будет и прав, и обязанностей у вузов и очень много работы, но это требует соответствующей оплаты. И это первая проблема вузов — в нищенское существование высшего образования. Общество до сих пор не поняло, что высшее образование — это достаточно дорогой процесс, и если его не может финансировать государство, то в таком случае оно должно стоить очень дорого. Так, за рубежом активно участвуют в оплате образования и государство, и сами учащиеся. И еще, в Германии университетский профессор имеет стандартную зарплату порядка 120 тыс. евро в год. Эта сумма несовместима с доходом наших профессоров. Это тоже большая проблема.

— Расскажите о специальности, по которой готовят студентов на кафедре?

— Другая проблема — мы готовим специалистов для чрезвычайно уникального и специфичного города, который никогда не удастся превратить в огромный музей, потому что он все время должен развиваться. И здесь возникает противоречие между принятыми в профессиональных кругах реставраторов методами и приемами реконструктивно-реставрационных работ и потребностью в развитии исторического города, где в центральной части до революции проживало порядка 2,5 млн. человек. Она сейчас нуждается в приспособлении к современным условиям жизни. Поэтому вся методология реставрации и отношения к памятникам входит в противоречие с теми задачами, которые выдвигает этот уникальный объект. Наша задача заключается в том, что мы ведем научные разработки, направленные на совершенствование методологии реставрации и реконструкции Петербурга.

Не случайно наша специальность называется «Реконструкция и реставрация культурного наследия». Мы учим студентов и реконструкции, и реставрации. Задача очень сложная, поскольку в нашем городе присутствуют и уникальные памятники, нуждающиеся в реставрации, и огромный пласт жилой застройки, который нуждается в реконструкции. И вот между этих противоречий, между Сциллой и Харибдой, мы и пытаемся провести свое судно, как Одиссей. К тому же мы единственный вуз в городе, который готовит таких специалистов с высшим образованием. Они сегодня чрезвычайно востребованы. Тому свидетельство, что к пятому курсу все студенты работают, и это также усложняет процесс обучения.

Долгое время таких специалистов в городе не готовили. Фактически мы стали готовить инженеров-реставраторов с 1996 г., и первый выпуск состоялся в только 2001 г. А специалистов архитекторов-реставраторов будет в этом году только четвертый выпуск.

Инженер-реставратор — специальность универсальная, поскольку студенты не только обучаются общестроительным знаниям, но и нюансам, связанным с реконструктивно-реставрационной деятельностью. Не случайно. Наш вуз до революции так и назывался — «Институт гражданских инженеров». Затем наша специальность вошла в объединение архитектурных вузов, и, соответственно, изменился профиль обучения. Мы стали готовить специалистов с квалификацией архитектор-реставратор. Тем не менее любовь наша к конструкциям сохранилась, мы стараемся, чтобы наши студенты знали исторические конструкции и были не только рисовальщиками или работали сугубо в реставрационной области, но и свободно владели знаниями конструкций.

— Привлекаются ли студенты и преподавательский состав кафедры к работам на исторических объектах?

— Мы достаточно часто участвуем в разработке историко-культурных и строительных экспертиз. Тематика дипломного проектирования практически вся формируется по потребностям реконструкции исторической застройки. В нашем коллективе три доктора наук, в том числе специалисты по реставрации историко-культурного наследия. У нас работают Маргарита Сергеевна Штиглиц и Татьяна Андреевна Славина, в защите дипломов участвует директор института «Спецпроектреставрация» Владимир Владимирович Фомин и другие ведущие специалисты. Мы участвуем в работе Союза реставраторов, Российского союза реставраторов (бывшего СЕЗАР).

Стоит особо сказать, что мы очень хотели, чтобы нас активно посвящали в ход разработки нормативно-правовой базы и чтобы это было не просто на уровне наших инициатив. Это участие для нас важно именно с преподавательской точки зрения. Мы часто оказываемся в ситуации, когда преподавать приходится несколько устаревший материал или свой собственный взгляд на ту или иную проблему, связанную с нормативной базой. Учебное обеспечение по этой тематике у нас очень слабое. Поэтому участие в градостроительных советах, которые решают проблемы реставрации, нам было бы очень желательно. Нам нужна эта информация, ведь мы готовим специалистов 6 лет, а за это время меняется вся нормативная база для реконструкции и реставрации, которую студенты изучают. Они могли бы узнать об этом раньше, допустим, на два года, если бы мы участвовали в ее разработке.

— Как найти разумный компромисс между реставрацией и реконструкцией, воссозданием и новым строительством в историческом центре?

— Симбиоз архитектур разных эпох — это вполне объективный процесс. В Петербурге всегда нормально «уживались» самые различные стили. А то, что происходит, зависит именно от нормативно-правовой базы, с которой далеко не все в порядке. Большой прорыв — принятие закона об объектах культурного наследия и введения понятия «предмет охраны» вместо «объект охраны». Это создало предпосылки сохранения и преобразования исторической застройки, поскольку теперь можно охранять не весь объект, а какие-то его наиболее существенные свойства, характеристики, параметры, которые и формируют собственно его историко-культурную ценность. Но это все требует методической доработки. Кто определяет предмет охраны? Эксперт. А любой экспертный метод имеет свои положительные и отрицательные стороны. Необходимо, чтобы эксперт решал только узкую часть вопроса, где требуется творческий подход, а все остальное должно быть нормировано. На сегодня нет ни правил застройки, ни правил межевания территорий. Они разрабатываются уже несколько лет в недрах КГА и КГИОП, поэтому здесь опять хочется вернуться к тому, о чем я уже говорил: мы хотим быть в курсе этих разработок, учить студентов по новым правилам. А иначе происходит разрыв теории и практики.

В принципе, сам факт реконструкции для Петербурга — это нормально. В центре города дома реконструировались многократно — по три, по четыре раза. Для этого были соответствующие объективные условия, которые приводили к тому, что все, что реконструируется, принимало вполне цивилизованный вид. Почему мы боимся нового строительства в старом в Петербурге? Новое было всегда. Просто были определенные механизмы, которые регулировали этот процесс. Так, Елисеевский магазин или дом Зингера — новейшие здания своего времени. Но они там «вросли» и стоят, потому что для них найдено нужное место.

Никогда жилое здание не ставилось там, где должно стоять общественное, и наоборот. И когда строится жилой дом там, где должно стоять общественное здание, он разрушает своим обликом окружающую застройку. Результат зависит от местоположения. Многое лежит в сердцевине самого строительства. Петербург 200 лет строился на основе очень консервативной, стабильной строительной системы. И доходный дом начала XX века построен почти из тех же материалов, что и особняк середины XVIII-го. Отсюда у архитекторов были очень ограниченные возможности «испакостить» застройку. Строились достаточно близкие здания и по масштабам, и по пропорциям, и по пластике. Все это создавало ощущение единства. Дай современному архитектору только кирпич, дерево и стекло, и пусть он работает в самом современном стиле, он не сможет сделать так, чтобы выделиться из окружающей среды. А задачей архитектора всегда было выделиться. В принципе, градостроительная культура пропала уже лет 150 назад. Но система строительства не давала возможности это ощутить. Да и деньги имели не последнее значение, и кирпичный доходный дом всегда был самый эффектный и самый дешевый. Все другие системы не выдерживали конкуренции. Хотя еще до революции были известны и облегченные стены, и вентилируемые фасады, но они были дороги, не окупались. Поэтому архитекторы работали в определенном ключе, не имея возможности создавать что-либо из ряда вон выходящее. Сейчас современные конструкции позволяют многое. И, конечно, значительно больше, чем позволялось Барановскому, когда он строил Елисеевский магазин…

Мы все время возвращаемся в разговоре к необходимости совершенствования всей методологии реставрационно-реконструкционных работ. Во всем мире этим занимаются вузы как центры научной мысли. Оптимальным было бы создание научно-методологического центра при кафедре, где могли бы решаться вопросы методологии и нормотворчества. Но инициатива должна все-таки исходить не только от нас, власть тоже должна это понять и выказать заинтересованность.

Дата: 02.06.2008
по материалам редакции
"Петербургский строительный рынок" 5 (110)
1 стр. из 1


«« назад

Полная или частичная перепечатка материалов - только разрешения администрации!